Томас Хюэтлин
Мост Варваринa

Статья из еженедельника «Шпигель» от 2 июня 2003 года

Перевод с немецкого С.В. Гаврилова

   Гражданские люди на войне – беззащитные жертвы?
   Сербская мать безуспешно жалуется в Бонне, потому что её дочь погибла в 1999 году при целенаправленном воздушном налёте НАТО.
   По сей день военные не разъяснили этот случай.

   Было 24 марта 1999 года, когда Германия впервые за 54 года вновь вступила в войну. Это был день, когда Харальд Кампфмейер начал свою миссию.
   Кампфмейер сказал своей жене Корнелии: «Сядь к телевизору, возьми газеты и составляй список всех бомбардировок НАТО». Корнелия – химик, незадолго до этого она потеряла работу.
   Однажды в субботу этой весной, четыре года спустя после того, Кампфмейеры сидят в своей съёмной квартире в Берлине-Мюггельхайме и работают в сильном волнении. Прямо как два школьника, которые сожгли свои аттестаты и показывают директору свою зрелость.
   Это могло быть от кофе, поданного госпожой и пролитого господином Кампфмейером. Или от тысяч евро из их состояния, поглощённых их миссией по сей день.
   Но более вероятно, для большого волнения обоих была другая причина: они подали иск в гражданскую палату земельного суда Бонна против Федеративной Республики Германии. Они требуют 3.5 миллиона евро в возмещение ущерба. Упрёк, который будет разбираться в начинающемся скоро процессе: Германия участвовала 30 мая 1999 года в военном преступлении, когда бомбардировщики НАТО атаковали мост в Сербии, 10 граждан убили и ещё более 30 тяжело повредили.
   Маленький мост вблизи маленького городка Варварина. Ближайшая военная цель – казарма – удалена на 22 км, Косово удалено на 65 км – два часа езды в легковом автомобиле по плохим дорогам.
   Уже с начала войны Кампфмейерам стало ясно, что это приведёт к такому инциденту, к катастрофе, которая будет потрясать население деревни вроде Варварина ещё в двух поколениях, а весь остальной мир заинтересует только на две минуты. В то время как Кампфмейеры тогда день за днём обсуждали бомбовые налёты, они ожидали несчастья. Они думали, что НАТО будет убивать невинных в большом числе. Бойня была их шансом. Шансом, чтобы сделать то, о чём сегодня 52-летний Кампфмейер говорит: «Это было бы больше всего того, что мы до сих пор предприняли в нашей жизни, и больше всего того, что мы ещё предпримем».
   НАТО не тот противник, с которым можно тягаться на равных, и так продолжалось до января 2001 года, прежде чем Харальд Кампфмейер сел в такси в Белграде и остановился в 180 км южнее, в Варварине. Там он встретил людей, ноги которых были раздроблены и пальцы оторваны. Он встретил жертв, так густо усеянных осколками бомб рядом с позвоночником, что опаснее их оперативно удалить, чем жить с ними дальше.
   И он встретил Весну Миленкович, 38 лет. Она была женой бургомистра, и она и 20 месяцев спустя после нападения ещё выглядит так, будто она только что выползла из-под обломков бомб. Её дочь Саня, пронзённая осколками, умерла в тот же день 30 мая 1999 года на пути в больницу.
   Сане было 15 лет, у неё были светло-карие глаза и тёмно-русые волосы. Она была вторым математиком своего возраста в своей стране, полгода она посещала элитную математическую школу-интернат в Белграде. Саня – она была мечтой на будущее – в деревне, где есть паприка и томаты, но нет надежды на лучшее завтра?
   Её мать Весна Миленкович была полусумасшедшей от траура. Телефонные разговоры, которые она потом вела с официальными инстанциями, едва не привели её к концу.
   Звонки всегда повторяли одни и те же вопросы: Почему этот маленький мост? Почему маленький Варварин? Почему моя маленькая Саня? Почему четыре ракеты на эту сельскую идиллию в час дня пополудни? В воскресенье, в праздник Троицы, когда термометр показывал 32 градуса тепла и девочки сделали высокие причёски для похода в церковь и для флирта в базарный день?
   Единственным ответом, который она получила, были скупые строки, опубликованные уже в день нападения Отделом общественных связей Верховного Главнокомандования Объединённых Вооружённых Сил НАТО в Европе: «Сегодня самолёты НАТО совершили скоординированное нападение на мост на автостраде в Варварине. Это была главная коммуникационная линия и предусмотренная легитимная цель. Четыре самолёта атаковали между 11.01 и 11.06 Zulu Time и применили при этом оружие с точным наведением, которое успешно поразило все назначенные цели. НАТО не в состоянии подтвердить сербские сообщения о жертвах, но никогда преднамеренно не нацеливалась на гражданских людей.»
   Эти строки звучат по-военному холодно и надменно, и прежде всего они ложны в единственном поддающемся проверке пункте: Нет никакой «автострады», ведущей в Варварин, и никогда не было «моста на автостраде». «Назначенная» цель, которую бомбардировщики «успешно» поразили, имела ширину 4.50 метра и грузоподъёмность 8 тонн. «Мост на автостраде» был так узок, что автомобили могли следовать по нему только в один ряд. Если бы на нём оказалось несколько военных грузовиков, стальные конструкции, использовавшиеся с 1924 года, обрушились бы.
   Это были обстоятельства, которые ещё придавали Весне Миленкович чувство, что они слишком издеваются над ней, и так было до января 2001 года, когда Харальд Кампфмейер, мужчина с образцовым лицом школьника из Берлина, приехал к ней в Варварин и сказал, что он хочет помочь, и что для этого ему нужно только её согласие и согласие других пострадавших.
   С тех пор траур немного отступил. Сейчас она борется за разъяснение, почему её единственная дочь должна была погибнуть вместе с девятью другими людьми в тот праздничный майский день. Тогда она почувствовала себя «как будто холодная вода течёт по моим венам». Она взяла работу в удалённом на 180 км Белграде, вставала каждое утро в 4.30, ездила в совокупности пять часов каждый день в автобусе – только чтобы не задавиться в своей собственной комнате в селе Доньи Катун, маленьком предместье Варварина. Язвы в её желудке всё же росли. Она была одна, её дочь была также её лучшей подругой.
   Варварин не такое уж хорошее место, чтобы быть печальным. На пыльных улицах грохочет временами только один трактор. В немногочисленных трактирах сидят старики, которые рассказывают друг другу старые истории. Если спросить их, откуда пошло имя Варварин, они расскажут средневековую легенду о женщине, которая выдала деревню туркам. В наказание за это эта ведьма потом была сварена жителями деревни. Варварин означает «место, где женщина была сварена».
   Место, где женщина была сварена. Не безусловно, что Весна Миленкович охотно жила в Варварине. Ребёнком её родители взяли с собой на несколько лет в баварский Ингольштадт, но позже вернулись обратно. Потом: раннее замужество, сын, дочь и муж, который хотел, чтобы она продавала на рынке сыр и паприку. Она училась по ночам. Юриспруденция. Завоевала себе работу в фирме по переработке древесины. Когда подошла первая деловая поездка в Германию, её муж сказал, что она могла бы, если бы поехала, остаться там навсегда.
   У Сани всё должно было быть лучше. Дочери она доверила всё, что для неё самой осталось недоступным: большую карьеру, Белград, свободу. Иногда рассказывает она, если бы они с дочерью поехали в столицу, то остановились бы вместе в шикарнейшем отеле «Hyatt» и пили бы там апельсиновый сок. Саня должна быть достойной благосостояния.
   Дочь была одержима числами, мать не должна была её торопить. Дочь часто ночами напролёт решала математические задачи, но её воодушевление быстро заканчивалось, когда дело доходило до работы по дому. Вытирать пыль ей было противно. «Как ты будешь решать эту проблему, когда ты позднее будешь жить одна?» - спрашивала её мама. «При мне будет всё делаться полностью автоматически», - отвечала дочь, - «одним нажатием кнопки».
   Варварин, место, где женщина была сварена, казался им уже лежащим позади. Разве Саня уже полгода не посещала элитную Математическую Гимназию в Белграде? Разве она уже не была девочкой из большого города?
   Весной 1999 года началась война. В Белграде теперь каждую ночь выли сирены, взрывались бомбы. Саня, так решили мать и дочь, должна была вернуться домой – в деревню, в безопасность.
   Несколько дней спустя прибыла лучшая подруга Сани, Марина Йованович, она тоже больше не выдержала в Белграде. Они обе вместе наслаждались весной в провинции. Самолёты высоко в небе пролетали мимо, НАТО, казалось, забыла о Варварине. Смерть постоянно обрушивалась с неба на Белград и на Косово, но в Варварине было только гудение в темноте, не больше. «Было как на каникулах», - говорит сегодня Марина Йованович.
   Они не интересовались политикой. Или Милошевичем. Или Великой Сербией. Для них это были только вопли, ежедневно гремевшие из государственных радио- и телепрограмм. Леонардо ди Каприо был важнее. Или ежедневная аэробика. И их животы. Они должны быть тугими, как натянутые простыни. Марина делала 150 приседаний, потом у неё пропадало желание, но Саня не могла остановиться. «Хватит», - сказала она потом, - «ещё раз 150».
   Иногда они лежали в траве и обдумывали, не податься ли им в Грецию. Собирать апельсины. Никогда больше не слышать слово «война». Выйти замуж за двух богатых молодых людей. И они решили: когда одна из них выйдет замуж, они отпразднуют свадьбу в большом отеле с высокими потолками, чтобы другая могла там танцевать на столе. В отеле, каких в Варварине не было. Только в Белграде. Или в Беверли Хиллз.
   Америка означала их самое большое страстное желание. И в этом ничего не изменили даже бомбы, которые американцы теперь сбрасывали на страну обеих девочек.

Марина Йованович (слева) и Саня Миленкович (справа)

   30 мая, в воскресенье, в Варварине праздновался праздник Вечной Жизни – Святая Троица. В представлении Сербской Православной Церкви Бог и его Сын соединятся со Святым Духом, и небо, земля и люди будут наполнены божественным белым светом. Большой праздник. День, когда семьи собираются вместе до поздней ночи.
   Весна Миленкович приготовила поросёнка и ждала 30 гостей. Саня с подружками хотели пойти сначала в церковь в Варварине, потом на большой воскресный рынок, где были мясо, овощи и фрукты, а также шикарные товары богатого Запада, подделанные где-нибудь на Востоке, губная помада из Болгарии за 3 евро, «Техас» из Турции за 15 евро. Они имели в виду джинсы, когда говорили «Техас» в этой сербской провинции.
   Девочки красиво принарядились. Саня надела белые брюки, розовую тенниску, белые спортивные туфли. Её подруга Марина надела красные джинсы «Левис», голубую тенниску, белые сандалии, на спину – чёрно-белый шерстяной рюкзак для покупок. Девочки должны были купить туалетную бумагу, заколки для волос, зубные щётки и ситечко для чая. И они спешили. Они не хотели опоздать в церковь. Когда они ровно в 8.30 утра отправились в путь, их сопровождала Марияна Стоянович, ещё одна подруга.
   «Внимательно следи за самолётами. Никогда не забывай об этом», - сказала Санина мама, когда они вышли из дома в этот весенний день, пахший розмарином и свежей травой.
   «Ты видишь бомбу?» - сказала Саня смеясь и показала пальцем в голубое небо, - «Она упадёт прямо на нас». Это была шутка, которой она пыталась прогнать войну из своей жизни.
   Пение в церкви, мальчики и ягодное мороженое на рынке ещё больше подняли настроение девочкам, и когда они около 1 часа дня оставили шум рынка позади себя, они провели первую половину дня, о котором они думали, что это отличное воскресенье. Они подошли к мосту. Саня сказала Марине: «Твой рюкзак висит только на одном плече. Надень его на оба плеча, иначе ты его потеряешь, если нам придётся бежать».
   Секундами позже они были на мосту, и Марина вспомнила шум, который звучал, как будто кто-то пытался прогрызть громадную стальную плиту. «Страшный удар с силой швырнул нас в воздух», - говорит она, - «Я услышала крики моих подружек. Царила ужасная жара. Я чувствовала себя, как будто я сгораю и парю в воздухе.»
   Рыбак, стоявший на берегу, по имени Радомир Стоянович, позже скажет, что были два боевых самолёта, которые оба выстрелили две ракеты, каждая длиной около двух метров. Ракеты попали в мост точно над центральной опорой. Взрыв разорвал стальные распорки и с грохотом обрушил среднюю часть моста в грязно-зелёную воду Моравы.
   Мост превратился в крутой откос. Выше, скорчившись, лежала Марина, посередине Марияна Стоянович, внизу, почти в воде, Саня. По другую сторону от опоры моста два человека утонули в потоке вместе со своим красным автомобилем. Это были сварщик Ратобор Симонович и его мать Ружица.
   Когда Марина очнулась после короткой потери сознания, она испугалась из-за своей кровоточащей руки, потом она увидела свою правую ногу. Разбитая голень казалась соединённой с телом только кожей. В воздухе стоял запах, как в сварочном цехе.
   «Мы ещё живы!» - кричит Марияна снизу.
   «Мы мечтаем выжить!» - кричит Марина сверху, - «Это невозможно – пережить такое нападение. И если мы действительно ещё живы, то самолёты вернутся.»
   «Нет, не надо», - говорит Марияна. Она боялась соскользнуть в воду и утонуть. Она не умела плавать.
   Марина пристально осмотрела свою разбитую ногу. Она боялась, что её нога будет ампутирована, если она выживет. В этот момент она увидела самолёты «такие большие, как автомобили». Ещё две ракеты были выстрелены. Взрывы. Жара. Дым.
   Ракеты попали в наполовину утонувшую часть моста со стороны Варварина. Погибли семь человек, которые с рынка спешили на помощь девочкам. Ещё двенадцать человек были отчасти тяжело повреждены. Взрывы были настолько сильными, что кусок моста размером с комнату был отброшен на добрых сто метров на кладбище за церковью.
   После второго взрыва Саня соскользнула вниз. Она лежала теперь головой в воде и не подавала никаких признаков жизни. Только её грудь регулярно поднималась и опускалась. Марина сползла вниз, чтобы поддерживать голову Сани над водой. Она опиралась на локти, так как она не могла больше использовать свои ноги. Марина была в отчаянии. У её лучшей подруги не было зияющих ран, но она потеряла сознание. Марина и Марияна кричали: «Помогите Сане!»
   Марина достала из своего рюкзака бутылку с водой и обмыла безжизненное лицо своей подруги. Ей показалось, что теперь Саня ей улыбнулась. Марина крикнула: «Я спасу тебя!»
   «Как ты хочешь это сделать?» - спросила Марияна, - «Твоя нога разбита».
   Санина мама при первом нападении самолётов стояла в кухне своего дома, удалённого самое большее на 4 км. Грохот был таким сильным, что задребезжали стёкла в окнах. Она побежала в сад.
   «Это была бомба на Крушевац?» - спросил её муж.
   «Нет, это был мост», - сказала мать. - «Иди в дом и проверь телефон. Если линия мертва, моста больше нет.»
   Санина мать помчалась в автомобиле навстречу несчастью. Несколько людей из Варварина шли ей навстречу. «Вы видели девочек?»
   «Нет, не проезжайте к мосту. Там всё разрушено бомбами.»
   Мост лежал в воде, будто срезанный ножом. Царила тишина. Мать попыталась добраться до своего ребёнка через бурную воду. Она почти утонула. «Две руки», как сказала она позднее, вытащили её наружу. Потом было всё как в фильме. При замедленном показе. Без звука.
   Саня была положена на носилки и принесена в машину «скорой помощи». Весна Миленкович поехала вместе с ней. Санины глаза двигались, но она была без сознания. Она лежала на груди и тяжело дышала. Мать крикнула врачу: «Доктор, сделайте что-нибудь. Переверните её, она задыхается. Я теряю моего ребёнка перед своими глазами.»
   Врач велел следовать в ближайшую больницу. Саня получила шприц. Мать должна была пересесть в другой автомобиль. Они поехали в больницу в Крушевац. Там мать увидела, как врач вышел из палаты и снял перчатки. «Я должна к своей дочери», - крикнула она. Саня была мертва.
   Родители взяли своего ребёнка домой, вымыли в ванне, положили на стол и на следующий день похоронили в белом гробу. Обе подружки выжили. Марияна с 20 осколками бомб в теле, Марина с 52, ещё один осколок весом почти в килограмм был найден в её рюкзаке. Кроме смертей и шрамов, шрапнель вызвал ещё нечто конкретное, что осталось с того дня, когда на Варварин упала смерть.
   Для жертв нападение на их маленькую деревню и по сей день остаётся чем-то таинственным – страшным, тёмным, непонятным. НАТО не сделала ничего, чтобы пролить свет на этот случай.
   По сей день никто не сказал, почему мост в Варварине послужил военной целью. Никто не сказал, почему налётчики пришли дважды. Никто не сказал, какой нации принадлежали самолёты.
   Только Михаэль Кэммерер, тогда уполномоченный для германской прессы в Верховном командовании Объединённых Вооружённых Сил НАТО в Европе, высказался до сих пор по этому случаю. Газете «Цайт» он сказал, что в случае моста в Варварине речь шла о так называемой «вторичной» цели. То есть о цели, которую пилоты нашли, когда их собственная цель была уже уничтожена или недоступна для атаки из-за плохой видимости или иных причин – о запасной цели.
   Что вообще могло служить целью в «операциях Объединённых Сил», - об этом всегда было мало ясности. Официально это означало по сей день, что цели должны были быть согласованы между всеми партнёрами по НАТО, и цели, на которые один из партнёров накладывал вето, должны были исключаться из списка целей. Неофициально высказывалось мнение, что, возможно, нападение на мост в Варварине не было согласовано на Совете НАТО.
   Американцы, как сказал тогдашний французский министр иностранных дел Юбер Ведрин в интервью BBC, при случае делали то, что хотели. «При этом они вкладывали собственные деньги, и решения приходили, как и командующие, прямо из США. Европейским союзникам эти дополнительные вступления в действие не были известны.»
   Сверх того, в кабинах пилотов F-16 царили свои законы. «Они нацеливались на вторичные цели, потому что не хотели расходовать впустую весь свой бензин и адреналин», - сказал Эндрю Брукс, бывший в течение 30 лет пилотом Королевских Воздушных Сил, а сегодня аналитик в Международном Институте стратегических исследований в Лондоне, - «Если пилоты принесут бомбы с собой обратно, командиры будут ругать их как трусов».
   Гнёт успеха высок, возможность быть уверенным в себе над целью с высоты 5000 метров низка. «Там наверху всё видно как на мини-экране, пока очень быстро пролетаешь мимо со скоростью от 400 до 500 узлов», - сказал Брукс, - «Невозможно узнать, то ли там внизу подразделение спецназа на пути для этнической чистки, то ли несколько граждан на пути в церковь. Возможно, пилоты поражали просто ложные мосты.»
   Так было ли разрушение Варварина ошибкой, промахом? Было ли это побочным ущербом или военным преступлением? На всякий случай НАТО решила после 30 мая 1999 года больше не бомбить мосты, поскольку в их окрестности пришлось бы встретиться с гражданскими людьми.
   Это изменение стратегии можно интерпретировать как признание вины. Оно мало помогло жителям Варварина. По сей день им в их поисках разъяснения и справедливости остаётся только та заметка в докладе «Международной Амнистии», которая выражает сомнение, был ли мост «легитимной военной целью», и сверх этого резко критикует временной момент нападения. «Каким образом НАТО не смогла избежать нападения в полдень, когда риск поразить граждан особенно велик?»
   Стратегия НАТО в войне означала: с большой высоты сбрасывать бомбы, главное, чтобы пилоты были в безопасности. Стратегия НАТО после войны также казалась направленной на одностороннюю абсолютную безопасность: молчать, пожимать плечами, ждать, пока не вырастет трава на могилах мёртвых и не скроет улики.
   Это морально недостойная, но надёжная стратегия. Прежде всего это стратегия, которая не считается с людьми, такими, как Весна Миленкович, которая не будет иметь покоя, пока не узнает, почему её ребёнок должен был умереть.
   Это был своего рода последний наказ, данный ей дочерью. Так Весна Миленкович переносит и неудачи, которые она вынуждена терпеть снова и снова. Например, ответ на иск от защитников Федерального правительства Германии: в холодных словах юристы выразили сожаление, что дело дошло до гражданских жертв, в таких же холодных словах они потребовали отклонить иск и возложить издержки процесса на истцов и истиц.
   Правительство Германии ссылалось на то, что 14 самолётов Tornado, которыми Германия участвовала в «операциях Объединённых Сил», могли быть использованы исключительно для разведки и для уничтожения противовоздушной обороны противника. Кроме того, оно утверждало, что немецкие самолёты даже косвенно не участвовали в разрушении моста в Варварине. «Установлено», - пишут защитники правительства, - «что в этот день вообще ни один военный самолёт Германии не появлялся в небе над Варварином для участия в боевых действиях».
   Реакция предсказуемая, так же как и неточная. Поскольку разведка целей редко производится в день бомбардировки, а обычно задолго до этого. «Это как при ограблении банка», - сказал Ханс Валлов, бывший депутат бундестага от Социалистической партии Германии, автор и защитник иска, - «Один строит планы, другой стоит на карауле, третий взламывает и очищает сейф».
   Кроме того, НАТО при своём нападении на граждан Варварина нарушила Женевский Дополнительный Протокол о защите жертв международных вооружённых конфликтов. Согласно этому Протоколу Германия должна нести ответственность, так как она как член НАТО принимала участие в военных действиях и совместно с другими членами НАТО принимала решение об этом воздушном нападении.
   Но даже и эта аргументация оспорима: ведь Женевский Протокол имеет силу только если речь идёт об исключительно невоенных целях, что, по мнению некоторых экспертов международного права, в случае моста в Варварине невозможно выяснить однозначно. Кроме того, США, Франция и Турция Женевский Протокол никогда не подписывали.
   Эта игра в прятки за параграфами есть единственное средство, оставшееся Весне Миленкович, чтобы узнать, почему её дочь должна была умереть. С зачёсанными строго назад коричневыми волосами, одетая в безупречный синий брючный костюм, мать пытается противопоставить свою позицию в конфликте, начавшемся как военное противоборство и продолжающемся как юридическое.
   «Мне больно», - говорит Миленкович, - «Адвокатам платят за то, чтобы они доказали невиновность своих клиентов. Я знаю, как это делается. В конце концов, я сама изучала юриспруденцию. При этом, однако, все должны знать, что то, что произошло в тот день, было ошибкой. Только никто в этом не сознался.»
   До сих пор лишь однажды ущерб жертвам «операций Объединённых Сил» был оплачен: как возмещение за ракеты США, ошибочно попавшие в китайское посольство в Белграде, - 54 миллиона марок. Без параграфов, исковых заявлений, судебных процессов. Для Китая есть уважение, но не для матери где-нибудь в Сербии, чьё имя не годится для книг по истории и мировых карт победителей.
   Это колоссальная брешь в международном праве, моральная трещина, которая должна быть закрыта, - процесс в Бонне только начало, исковые заявления пострадавших от войн в Афганистане и Ираке будут подготовлены. Если войны снова вторгаются в нашу цивилизацию, то и цивилизация должна вторгнуться в войну. «Нужен международно-правовой порядок, при котором и индивидуумы получат возможности для осуществления своих прав, а не только государства», - говорит Хорст Фишер, профессор международного гуманитарного права в университете Лейдена (Голландия).
   Перспективы для пострадавших Варварина прояснить дело в германских судах ничтожны. Но это не кажется огорчительным Харальду Кампфмейеру, мужчине с образцовым лицом школьника и инициатору иска. Сияющий, стоит он в носках в своей квартире в Берлине-Мюггельхайме и мечтает о своей борьбе за справедливость. Высшая точка его жизни.
   Кампфмейер, бывший кадровый офицер Национальной Народной Армии ГДР, ныне менеджер нефтяного концерна, - одержимый. Одержимый тем, что ГДР была лучшим немецким государством, а ФРГ – только «юрский парк для старых фашистов». Он одержим тем, что борьба сербов была справедливой, а нападение американцев – только дальнейший этап на их пути к «новому мировому порядку».
   Для Кампфмейера ясно, что произошло 30 мая 1999 года на мосту в Варварине. Американцы совершили военное преступление, а немцы помогали им в этом.
   Когда Кампфмейера спрашивают, почему он хочет привести пострадавших Варварина именно в германский гражданский суд, он отвечает: «Потому что я считаю, что каждый гражданин в ответе за своё государство, а в США адвокаты стоят ещё дороже». Этот процесс – его оружие, чтобы ещё выиграть проигранную войну в Сербии.
   Для Весны Миленкович этот процесс – оружие в борьбе за возмещение ущерба, за справедливость. С января 2001 года Весна Миленкович и Кампфмейер знакомы, они подружились, они нуждаются друг в друге, даже когда они хотят чего-то полностью противоположного.
   «Эти процессы по иску – только начало, чтобы другие жертвы также могли прийти к справедливости», - говорит Весна Миленкович и вместе с тем уверяет, что ей больно подавать иск против Германии, её любимой страны. Она миролюбива, как почти никто на Западе.
   В этом она видит теперь свой последний шанс найти справедливость за свою погибшую дочь. Это значит выяснить, почему Саня должна была умереть в тот голубой праздничный майский день, когда воздух пах розмарином, а война была далеко. Так далеко, что мать отпустила из дома свою дочь, самое дорогое и важное в своей жизни.
   «Это не о возмещении ущерба идёт речь», - говорит Весна Миленкович, и её голос теперь мягок и свободен от гнева, - «Деньги – это последнее. Я хочу, наконец, чтобы кто-то сказал, что было ошибкой и несправедливостью убивать моего ребёнка.»

Комментарий переводчика

   Издающийся в Западной Германии (бывшей ФРГ) еженедельный журнал «Шпигель» («Зеркало») принадлежит, как известно, крупной западногерманской буржуазии, и журналист Томас Хюэтлин, работая для этого журнала, вольно или невольно вынужден выражать точку зрения его владельцев и издателей, а также читателей – сытых западногерманских бюргеров, привыкших думать лишь о своём брюхе и кармане. По их образу и подобию этот автор превратно изображает граждан Югославии, в том числе Саню Миленкович, что противоречит сообщениям о ней других авторов, опирающихся на свидетельства людей, близко знавших её. (Смотрите, например, опубликованную в югославской газете «Политика» статью Радицы Момчилович «Нет больше Сани», где приводятся отзывы о ней её подруг, учителей и воспитателей из Математической Гимназии Белграда, начисто опровергающие измышления о ней Т.Хюэтлина, о чём я уже писал в своей статье.) Так же превратно Т.Хюэтлин изображает Санину подругу Марину Йованович, что опровергает словами самой Марины другой немецкий автор Ханс Валлов в своём «Почасовом протоколе». По-видимому, и о Саниной матери Весне Миленкович Т.Хюэтлин пишет превратно (в частности, о том, что она полюбила Германию, когда в детстве жила там несколько лет со своими родителями), но, к сожалению, мы пока не нашли сообщений, опровергающих это.
   Томас Хюэтлин, в отличие от других немецких авторов, не отваживается от своего имени прямо назвать бомбёжку Варварина преступлением НАТО, а только спрашивает об этом, не давая своего ответа, а лишь приводя мнения и высказывания об этом других людей (в частности, Харальда Кампфмейера, которого называет «одержимым»). Этим он показывает свою трусость и ограниченность, а также свою зависимость от владельцев журнала «Шпигель». («Зеркало» это, как видно, кривое, вернее, оно правильно отражает не тех, кого в нём изображают, а тех, кто изображает, и тех, кто смотрит эти изображения.)