Шестнадцатилетняя Саня Миленкович была одной из наилучших учениц Математической Гимназии в Белграде. Она и в родном краю на Великой Мораве мечтала поехать для изучения информатики именно в Америку, откуда её настигла бомба-убийца.
С юга в тот полдень предпоследнего майского дня поднималось огромное облако. В Варварине солнце и сутолока. Базарный день. И праздник Святой Троицы. Будто весь здешний край собрался около церкви Успения Пресвятой Богородицы. Чтобы повидаться и сказать добрые пожелания.
- Глядите-ка, - говорит шестнадцатилетняя Марина Йованович подружкам, - странно, скворцы замолчали. Поглядывая, подрагивают, звенят зелёными стручками, а ветра ниоткуда.
- Пойдёмте домой, - задрожала её ровесница Марияна Стоянович. – Скворец как дьякон среди птиц, а акация – священное растение. То нас природа предупреждает. Поторопитесь. Широка Морава.
Саня Миленкович медлила. Долго, действительно долго ждала она возвращения на берега своего детства. Всю осень. И зиму. И раннюю весну. Действительно, всё то время, которое она провела в Белграде, учась в первом классе Математической Гимназии.
Потом скворцы вспорхнули в небеса. То облако с юга вдруг нависло над рекой как чёрная тень. До тех пор голубое небо над ними загремело. Послышался свист.
У каждой девочки затрепетало сердце. Побежали по старому железному мосту. Лишь только перейти реку, там и спасение: их родное село Доньи Катун.
Не успели. Ракеты разрушили мост. Ударили однажды, да ещё два раза.
Марияна и Марина кричали и звали на помощь. У Сани только голова торчала из воды. Врачи на месте происшествия констатировали, что ей нет спасения: смерть была быстрой.
По ней и сегодня плачет Темнич. Её подружки поправляются и ещё не знают о худой судьбине, которая их навеки разлучила.
Дом пуст без неё.
Мать Весна, юрист в «Липа-петролу» в Пояте, недалеко от Чичевца, не приходит в себя. Носит Санин портрет, любит её глаза больше зрелого апельсина, гладит косу. На разлуку от свежей могилы, покрытой маками и лилиями.
Саня любила зелёные поля и наряды. Где их найти, чтобы украсить её вечный дом? Любила реку и холм над ней. Теперь она внизу, под сельским кладбищем. Велика Морава.
Брат Саша, на тринадцать месяцев моложе Сани, непрестанно рыдает. Они были как близнецы. С ней он учил первые слова, с ней пошёл в школу. А потом сестра поехала в Белград, а он пошёл в Варваринскую Гимназию. Действительно, говорил он, нет у него способностей к математике. Потянулся за матерью. Ближе к общественным наукам.
Теперь Сани больше нет. Дом пуст без неё.
Отец Зоран, преподаватель математики в Варваринской основной школе, только молчит. Не выходит из Саниной комнаты, на стенах которой висят с десяток дипломов: первая награда на општинском (районном) состязании за восемь лет, первая награда на республиканском соревновании юных математиков, первая на союзном состязании счетоводов. Всё одни отличия, кубки и похвальные грамоты. Кукол нет.
Ибо математика – чудесная наука, которой занимаются только посвящённые. В хаосе цифр – спокойная система. Порядок, в котором никогда нет неизвестности, какая бы задача ни возникла. Всегда икс на краю знания.
Саня это знала уже с трёх лет.
С тех пор как она научилась считать, её любимым развлечением были задачи. Всё она могла вычислить: и когда снова появится комета Галлея над Доньим Катуном, и когда луна появится над Моравой. Только не знала, что она так жестоко, внезапно погибнет от рук злодеев.
А оказалось: ни икс, ни ипсилон, ни альфа, ни омега, а страшное привидение с небес избрало её своей целью в тот день, на Святую Троицу, в 13 часов 25 минут.
В Математической Гимназии редкие ученики и ещё более редкие преподаватели. Они трудятся, так что они не в сборе. Но кто-нибудь, известный или неизвестный, постучит в дверь любимого директора Миче, чтобы сказать: «Разве наша Саня…?» И поклонится перед её портретом.
Она любила свой родной край…
- Она была наша новая надежда. Наша надёжная опора. – говорит директор Милан Распопович. – Мы её готовили к олимпийским вершинам. Угасла наша математическая звёздочка. На самом пороге жизни.
Санина классная руководительница Лиляна Чабаркапа неутешно шепчет:
- И убийцы были молодые. И их дыхание пахло молоком и детским мылом. Не верим, что они не видели, как по мосту шли дети.
Теперь её стул в первом «C» классе пуст. Среди детей этого класса было 8 девочек. Одной нет. Её место в этом поколении никто не займёт. До выпуска.
Ясмина Джюрич, молодая белградка, которая сидела с Саней Миленкович за одним столом и была её наилучшей подругой, как только девочки умеют дружить, плачет:
- Я была сегодня в школе, чтобы поправить некоторые оценки. Ради Сани. Она меня постоянно ругала, что я могу учиться лучше, но недостаточно тружусь и не умею сосредоточиться, чтобы для пятёрки было потребно меньше труда. Она помогала мне в учёбе. Она всего хотела и всё могла: совершала прогулки, чтобы исследовать, познавать людей, жизнь, время. И не отрывалась от книг.
Это повторяет ещё одна Санина наилучшая подруга, Евица Панич из Бачке Паланке. Они жили в одной комнате в Доме учеников «Елица Милованович» на улице Пролетарских бригад. Кровать к кровати. Ходили в одну и ту же школу, в один и тот же класс, читали одни и те же книги. Были одних и тех же лет.
- За две недели до того как Саня погибла, мы с ней спорили: приезжай ко мне, нет, ты приезжай ко мне. Не успели договориться. Я очень привязана к родителям, тяжело страдала от разлуки с домом, а Сане было ещё намного тяжелее вынести это, чем мне. Потому, может быть, она настаивала, чтобы приехала я, чтобы не быть опять оторванной от родителей и брата. Она была просто влюблена в свой Доньи Катун. Знала, так сказать, каждое дерево у кромки Моравы, каждый дом, обожала луга.
Она была полна оптимизма.
Всё же Саня в свои шестнадцать лет, с белой шелковистой кожей, светлыми волосами и крупными карими глазами, как её описывает её подруга Евица, мечтала уехать ещё дальше от Белграда. Может быть, как раз в ту проклятую далёкую Америку, откуда ей пришла смерть в войне.
Воспитатели из Дома учеников «Елица Милованович» также говорили, что она была амбициозна, в самом деле взрослый ребёнок. Она была высокая, 180 см ростом. Занималась аэробикой. Вошла в нагрузку, организовала дежурства по Дому. Весела и любезна, она очень напоминала им Милицу Стоядинович, молодую сербку. Она никогда не красилась, не мазалась помадой, белилами, румянами. Она была красива от природы, неким классическим образом. Так же была и воспитана. Она имела некий вид уже забытой девичьей скромности. И опускала взгляд, когда ей делали комплименты, и краснела, когда ей говорили ласковые слова из нежности.
- Всё из неё излучалось. Даже когда она плакала, а плакала она часто и долго, тем более ночью, когда думаешь, но никто не слушает. Страдала по дому, по своим близким. А потом, утром, была улыбчива и нежна, кротка и добра, ходила от подружки к подружке и говорила: «В чём проблема? Где застряло? Сейчас мы будем вместе. Ева, видишь, всё легко.» «Была прямо благо», - подтверждает её комнатная воспитательница Ясмина Милошевич, - «Редкостной породы. Агнец Божий. Потому, может быть, и должна была погибнуть от руки врага.»